Пузицкие - Пузицкие

Текст Е.В, Пузицкого.

Мой дед по мужской линии, т.е. отец моего отца, происходил из крестьян из-под г. Белого, что на Смоленщине. Однако уже прадед, по словам отца, работал в городе, занимал там какую-то должность по земельной части и смог дать своему сыну Василию гимназическое образование. На сохранившихся фотографиях прадеда – Пузицкого Андрея Прохоровича и прабабки Матрены Васильевны Пузицкой изображены люди простые, с огрубевшими от физического труда руками, по виду обычные русские крестьяне XIX века. Фото Василия Андреевича, по словам В.Кожинова, находится в экспозиции музея Смоленской гимназии, скорее всего как отца С.В. Пузицкого, известного чекиста 20-х годов.

Василий Андреевич был человеком от природы одаренным. В первые годы самостоятельной жизни, будучи студентом-словесником, преподавал словесность (русский язык и литературу) детям Ф.И. Тютчева. Одно это уже свидетельствует о его способностях. Впоследствии он написал несколько книг (перевод «Слово о полку Игореве», «Отечественная история», которая выдержала более 10 изданий, и несколько статей о Пушкине и В.А.Жуковском.

Евгения Ильинична и Василий Андреевич

Награды: ордена Св. Анны II степени, Св.Анны III степени, Св.Станислава, медаль.

После революции он какое-то время (несколько лет) преподавал в школах Краснопресненского района (был председателем?)...Кроме того преподавал в институте Красной профессуры. Дед не принял Октябрьскую революцию и оставил любопытное завещание с характеристикой своих детей и просьбой «похороните подальше от красных». Нарисовал крест, который просил поставить на могиле и написал дату смерти: «умер ... августа 1926 г». Умер он от рака горла, от болезни, которой всю жизнь боялся заболеть, возможно у него были основания. Похоронен на Ваганьковском кладбище, 64 лет. В той же могиле похоронены: бабушка Евгения Ильинична и мои родители. Завещание В.А. я отдал Вадиму Кожинову, у которого оно и хранится.
Василий Андреевич был человеком одаренным. Его биография мне неизвестна, кроме следующих моментов: происходил из крестьян смоленщины (из под г. Белого).
Учился в мужской гимназии г. Смоленска. Затем жил в Москве, состоял инспекторм 2-й Московской мужской гимназии (на Разгуляе).
После одного из изданий «Отечественной истории» послал экземпляр на высочайшее имя цесаревича Алексея, не поставив об этом в известность тогдашнего министра просвещения Кассо. Этим он вызвал неудовольствие последнего и был переведен (с формальным повышением) директором гимназии в Ломжу, затем директором гимназии в Серпухов и, наконец, в Егорьевск, где его застала революция 17-го года.
Купленные им там несколько десятин пахотной земли пропали для него. Перевод в должность директора гимназии позволил ему получить гражданский чин действительного статского советника (что соответствует первому генеральскому чину у военных).
Кстати в Серпуховской гимназии учился во время директорствования В.А.Шмаров – известный впоследствии коллекционер и собиратель (см. о нем книгу «Особняк с потаенной дверью»), с которым я был знаком как внук В.А. Кстати, Шмаров отсидел более 20 лет в лагерях, был арестован как бывший офицер еще в 1934 г. Умер в 80-х годах в возрасте более 90 лет. Рассказывал мне, что после убийства Кирова заключенных выстроили и каждого 10-го расстреляли, он был седьмым.
По политическим убеждениям С.В. был монархистом и большим патриотом Земли Русской. Когда в 18 году начался саботаж учителей, он продолжал преподавание, объяснив, что русские дети при любой власти должны быть грамотными. Деятельность Сергея Васильевича не одобрял и в завещании писал, что Сергей талантливый человек, но очень ошибается. И оказался прав...
Женился он на моей бабке – урожденной Флериной Евгении Ильиничне, дочери Московского Священника Флерина Ильи Михайловича, настоятеля храма Дм. Салунского на Тверском бульваре (снесли, кажется, в 20-х годах). Позже он преподавал закон божий, расставшись с карьерой священнослужителя по причинам какого-то протеста. Его жена – Александра М ихайловна. У него были дочери: Нина, Лида, Ольга, Евгения, Юлия, Зинаида, Софья, Мария и два сына. Сыновья были пьяницы и погибли в первые годы революции (один из них был, кажется, скульптором и его звали Николай). Все те дочери, которые вышли замуж, получили должное приданое.
Софья Ильинична вышла замуж за известного революционера, бывшего капитана царской армии, сподвижника Ленина, Аралова Семена Ивановича. Был начальником ОПЕРОДА (оперативного отдела – прообраза Генштаба). Затем был послом в Турции и Прибалтийских республиках.У него было три сына: Игорь (полковник ВВС), Всеволод (архитектор) и ныне здравствующий Мстислав (инженер). Об Аралове см. Сов. энциклопедию, а также его книги.
Одна из дочерей, кажется, Мария вышла замуж за проф. Бельского (разрабатывал теорию т.н. педологии). Их сын – Юрий Павлович был подполковником КГБ, был одно время начальником детских трудовых исправительных лагерей в Ленинградской области.
Ольга Ильинична – за Елпатьевским (родственником известного писателя С.Елпатьевского). Бабушка моя, Евгения Ильинична, умерла в 1943 г.в возрасте 73 лет, в разгар войны в военном госпитале, куда поместил ее мой отец. Похоронена на Ваганьковском кладбище, вместе с мужем.
Лидия Ильинична, в замужестве Подчиненова. Ее сын Владимир Николаевич – заслуженный учитель в Воронеже. Сейчас ему 87 лет.
Юлия Ильинична – не замужем. Зинаида Ильинична – не замужем, детский врач.
Нина Ильинична (кажется, самая старшая) была замужем за настоятелем собора в г. Александрове Московской области. Детей у них не было.
У Василия Андреевича было пятеро детей: Николай, умерший лет 20 от заражения крови, Сергей, Владимир (мой отец), Ольга (мать Вадима Кожинова), Константин (химик, доктор химических наук). Сейчас (1991 г.) это единственный ныне здравствующий, остальные умерли ( АВП. Константин Васильевич умер в октябре 1991 г.) Отец окончил медицинский факультет МГУ (в двадцатых годах) и работал в гражданскую войну лекпомом, затем на скорой помощи, затем зав. медчастью в КУТВ (Коммунистический Университет трудящихся Востока им. Сунь Ятсена), откуда перешел в Международную Ленинскую школу, которую тогда возглавляла Кирсанова (жена Ем. Ярославского). В начале 30-х годов (в 1935 ?) его мобилизовали в Красную Армию и направили в военный госпиталь в г. Кяхту (тогда Бурят-Монгольская АССР) на 6 месяцев, но там он пробыл около 5 лет. Мы с мамой приехали к нему в 1936 г. ( с нами приехала тетя Оля, окончательно ставшая членом нашей семьи, более близким, чем родная бабушка Евгения Ильинична). В Кяхте родился мой брат Алексей, роддомом был военный госпиталь.
Москва не встречала нас цветами – мать не принимали на работу как жену «врага народа», а меня, сына «врага народа», удалось устроить в школу через мамину знакомую учительницу Стрежевскую. Вообще к нам как к семье «врага народа» относились по-особому, как это было тогда принято. Многие прекратили какие-либо отношения, некоторые даже не здоровались. К их числу относился даже Валериан Федорович Кожинов, муж Ольги Васильевны, сестры отца, семья которого жила с нами на втором этаже. В связи с этим вспоминается такой эпизод. Отца арестовали, когда я находился в пионерском лагере под Иркутском – прекрасное время, походы, «взвейтесь кострами синие ночи», спортсоревнования, военные игры... Особенно памятны огромные пионерские костры, вокруг которых собирался весь лагерь. Только вернувшись из лагеря домой, я узнал об аресте отца. Утром вышел, как обычно бывало, гулять и встретил своего сверстника Жору Паксниса, который заявил, что он со мной не водится, т.к. мой отец – «враг народа», и добавил в оправдание – «мне папа запрещает с тобой водиться». На следующий, кажется, день его папу тоже арестовали как «врага народа» и по воле случая он довольно долго «сидел» в одной камере с отцом, который его, совсем павшего духом, поддерживал морально.
Мать где-то работала, каждый день проезжала мимо Белорусского вокзала, кажется на стене которого или где-то рядом висел огромный портрет наркома НКВД Ежова. Однажды она вернулась с работы очень возбужденная и сказала: -«Со стены убрали портрет Ежова. Что это может означать?» Действительно Ежова сняли с наркомов НКВД и вскоре репрессировали. Его место занял Берия.
При приходе Берия в системе репрессивных органов началось непродолжительное послабление. Кое-кого выпустили, в том числе и нашего отца, который ничего не подписал. Об этом он сообщил открыткой (или письмом), в которой сделал несколько орфографических ошибок, что привело маму в смятение, т.к. отец, окончивший гимназию с золотой медалью, был абсолютно грамотен. Мать предположила, что у него что-то произошло с психикой под воздействием тех тюремных и лагерных ужасов, о которых мы уже знали или догадывались. Слава богу этого не произошло, и через 2-3 недели он приехал живым и невредимым в Москву. Ему предложили (как это тогда в таких случаях практиковалось) остаться в армии или уйти на гражданку. Он сказал, что зла не таит и предпочитает первое. Начал он работать в I Военном госпитале в Лефортове, где и проработал до Отечественной войны.
Как произошел, по его словам, его арест. В начале 1937 г. он послал письмо брату – Сергею Васильевичу Пузицкому с просьбой посодействовать его возвращению в Москву. С.В., кажется, просил об этом Тухачевского, в бумагах которого остался какой-то след от этой просьбы. В июне 1937 г. арестовали С.В., а вскоре и Тухачевского. Но приказ об аресте отца пришел в Кяхту только в середине 1938 года. Теперь расскажу, что знаю (а знаю очень немногое) о Сергее Васильевиче Пузицком, старшем брате отца.

C.В. Пузицкий

С.В. Пузицкий, известный чекист, родился, кажется, в Ломже в 1895 г. Во время 1 Мировой войны он закончил Александровское артиллерийское училище и командовал в 1917 г. артдивизионом в Измайлове. В феврале его солдаты избрали своим депутатом. После октябрьского переворота он со своим дивизионом перешел на сторону большевистского РВС Москвы и, кажется, участвовал в штурме Кремля. Был ли он членом РВС – не знаю, но он заведовал в этом органе артиллерийской частью (отделом). В 1918-1919 он при содействии своего родственника, члена Реввоенсовета Республики Семена Ивановича Аралова перешел на работу в ВЧК, сначала был в резерве, затем на оперативной работе по линии контрразведки. Женился в начале 20-х годов на балерине Середа Ларисе Федоровне.
Лариса Федоровна Середа в форме сестры-милосердия
Мать как-то рассказала такой эпизод из первых лет их супружеской жизни. С.В. потребовал, чтобы Л.Ф. выяснила и сообщила ему, кто бывает у ее знакомых В. Л.Ф. наотрез отказалась, несмотря на уговоры и гнев мужа. Только убедившись, что она не согласится на это даже под дулом пистолета, С.В. обнял ее, расцеловал и сказал, что теперь он на нее может положиться. Это была проверка, так сказать, моральной твердости и порядочности Ларисы Федоровны (умерла в 60-х годах, 66 лет отроду, похоронена на Востряковском кладбище).
О С.В. опубликовано довольно много литературы (В. Ардаматский «Возмездие», кинофильм «Крах», «Операция Синдикат-2»), еще чаще его имя упоминается (в т.ч. Л.Никулиным, Юл. Семеновым и др.). Это был действительно очень талантливый контрразведчик, бескорыстно служивший Советской власти. В публикациях приоткрыта часть его деятельности. Кроме того, по словам отца, он был непосредственным исполнителем операции по вывозу из Парижа генерала Кутепова. Кутепов принял французское гражданство и советские власти отказались от признания этой акции. До последнего времени (да и сейчас) эта операция находится под завесой тайны. Якобы он в конце 20-х годов участвовал в действиях против басмачей в Средней Азии. Все эти операции , как и многое другое из его жизни, все еще под замком в КГБ ( в Разведупре).
В начале июня (возможно раньше) его арестовало НКВД (в это время он работал с большим понижением – на строительстве канала Москва-Волга). Была арестована Лариса Федоровна со старухой матерью. Лагерная (тюремная судьба) С.В. неизвестна. В 1946 (?) отец получил извещение о его смерти в 1944 году. Видимо он был расстрелян еще раньше. Лариса Федоровна провела много лет в лагерях, похоронив там свою мать. Потом жила около ст. Лозовая (пос. Панютино ?), не имея права приезжать в крупные города. Однако у нас она тайком бывала в Москве в конце 40-х, начале 50-х годов. Видимо, на такого рода визиты смотрели органы не очень строго, т.к. многие еще до смерти Сталина приезжали в города, в которых не имели права проживать (называлось это «минус десять», «минус семнадцать» и т.п.). Сергея Васильевича я несколько раз видел, но совершенно не помню его облика. Он раз в месяц приезжал к нам в Ново-Конюшенный переулок и привозил для своей матери деньги. Однажды он послал меня в Долгий переулок, сказав, что там стоит его машина и шофер меня впустит посидеть в ней. Действительно я сидел в прекрасной легковой машине, в которой играла музыка (видимо, уже были автоприемники). В другой раз мы были на даче под Москвой, окруженной стройными соснами, как-то в его московской квартире. И еще два-три случая.

В.В. Кожинов о В.А. Пузицком

Что же касается моего развития, то правильнее всего начать с истории нашей семьи. Мой дед по отцовской линии был штабс-капитаном военно-медицинской службы и, сами понимаете, это не такой высокий чин. Он погиб в 1922 году на эпидемии тифа. А вот по другой линии было много интересного. Второй мой прадед был нищим ремесленником в захолустном городишке Белый Смоленской губернии. Его сын с помощью разных людей окончил Смоленскую гимназию, которая была одной из лучших в стране, затем Московский университет, дослужился до действительного статского советника, и умер в 1926 году, за четыре года до моего рождения. Я узнал об этом своем деде достаточно поздно — в семье боялись о нем упоминать, потому что он был крайним монархистом. Так, в 1913 году, во время торжеств по случаю 300-летия царствующего дома Романовых, он резко критиковал Николая II за потворство революционерам. Даже в завещании он просил: "Похороните меня подальше от красных — там, где Лида, и даже еще шагов за пятьдесят". А его старший сын стал большевиком и контрразведчиком. Имел два ордена Красного Знамени — один за участие в знаменитой операции "Трест" с выманиванием Савинкова, а второй — за захват Кутепова.
Но благодаря записной книжке деда, найденной мною среди старых вещей в 1946 году, я соприкоснулся с исконной Россией, как мало кто мог в те времена. Там я выяснил, что он, будучи гимназистом, а тем более — студентом, давал множество уроков, обеспечивая не только себя, но и семью. И среди прочих записей обнаружил такую: "С 22 августа 1887 года до 1 октября в селе Мураново Московской губернии у действительного статского советника Ивана Федоровича Тютчева — 60 рублей в месяц. Ольга Николаевна, София Ивановна, Федя, Коля, Катя". Речь идет о сыне нашего великого поэта, причем в этом не было ничего удивительного — просто домашний учитель.
Так вот, прочитав записную книжку моего деда, я тогда же поехал в Мураново. И там мне сказали, что Федор Иванович умер в 30-е годы, а Николай Иванович — директор местного тютчевского музея. Николай Иванович, очень похожий внешне на своего великого деда, встретил меня в одежде, сшитой, как признался позже, еще в прошлом веке. И, поверьте, он меня так радостно встретил, когда я ему сказал, что я внук Василия Андреевича Пузицкого, что даже пригласил к столу обедать. А это был 1946 год, голод, и тогда к столу приглашали только своих. За столом сидели его сестры, Софья Ивановна, которая была фрейлиной еще при Александре III, и Екатерина Ивановна, мать известного тютчеведа, правнука Тютчева Пигалева. Я приезжал еще раз туда и испытал, можно сказать, потрясение. Мы сидели с Николаем Ивановичем на терраске — и вдруг на дороге показалась роскошная машина ЗиС-101, самая шикарная машина того времени. Еле-еле, ковыляя по ухабам и грязи, машина подъехала к нам и из нее вышел, по моим представлениям, монах. И вот Николай Иванович, как мальчик, хотя ему было далеко за семьдесят, бросился навстречу, начал обниматься с монахом и сразу же показал тому на меня: "Знаешь, кто это? Это внук Василия Андреевича Пузицкого". И тот протягивает мне руку, но как-то странно, на уровне лица. Я ее все-таки пожал. Это был, представьте себе, Патриарх Всея Руси Алексий, который, оказывается, тоже учился вместе с Николаем Ивановичем и его сестрами у моего деда. Они вместе учились в знаменитом Катковском лицее, будущем МГИМО, Алексий часто бывал в гостях у Николая Ивановича, и мой дед тоже давал ему уроки. Вот так все переплелось на столь неожиданном уровне: внук Тютчева, Патриарх, мой дед...