Правда, появляется спасительная мысль- часть властей специально создает режим некоторого благоприятствования и подставляет Ельцина. На более серъезные психологические ходы режима я не рассчитывал. Говорю о фарсе Проханову, прощаемся около его дома. Ночью вваливаюсь домой и давлюсь от смеха при рассказе обо всем Марине. Весело. Знать бы тогда, чем все кончится. Странная баррикада на следующий день у Смоленской. Брутальный озлобленный омон вдруг позволяет безнаказанно построить баррикаду, рядом с которой сидит на корточках жиденькая цепь укрытых щитами солдат. Водомет, крутиться рядом и направляет струю в сторону. Затем ретируется. Погибает инвалид у смоленского гастронома. Скорая помощь, врач которой утверждает, что нет трупа. Машина дежурила все время на Смоленской, затем после выстрелов подъехала к гастроному и встала впритык ко входу, куда занесли пострадавших. Такие машины со странными функциями я видел и позднее. Видимо они должны были помочь скрывать возможные жертвы. Конечно, это не должно бросить тень на мужественность и бескорыстие настоящих врачей Скорой. Нервы напряжены, может почудится всякое. Но есть уже уверенность в безграничной подлости режима и его готовности на любые провокации. Но даже и эти предчувствия не могли представить будущего. Марина пыталась защитить у Баррикадной от возмущенных людей еврея, откровенно оскорбляющего окружающих. Вблизи, конечно, была поддержка омона и "кожаных". Нужно было создать повод для избиения людей. Раньше, после майского побоища, она по заданию райсовета пыталась выяснить число жертв, доставленных в морги. Заведующий одного из моргов отрицал, что такие жертвы вообще есть. Этим заведующим и был тот самый человек. И это не случайное совпадение. Будущая комиссия сможет установить разницу между действительным числом жертв тех дней и официально зарегистрированным. Режим готовился к более суровым провокациям и к огромному количеству убитых. Готовился и старался предусмотреть все - даже кражу трупов противников. Контрасты тех дней. Рядом на Арбате идет веселая жизнь новых русских и молодежи. Им нет дела до трагедии. Из 10 миллионной Москвы в событиях участвуют 200-300 тысяч патриотов с одной стороны, несколько десятков тысяч ельцинистов, купленный омон и подневольная милиция с другой. И то далеко не вся. Милиция по охране метро (ст.Баррикадная - подполковник милиции, избитый омоном) защищала демонстрантов. Я приведу еще факты участия милиции в защите Конституции. В Моссовете образован штаб по чрезвычайной ситуации. Его возглавил Седых - Бондаренко. Многие события происходят около моего дома. Мы сообщаем в штаб по телефону о наиболее важных, чаще всего самому Седых - Бондаренко. Уверены, что все сообщения прослушиваются, но скрываться не считаем приличным и представляемся своими именами и телефоном. Иногда и нам звонят и что-то уточняют. Баррикады на Смоленской продержались до вечера. Без серьезных попыток их растащить. Вечером - почетный отход демонстрантов под руководством Уражцева от баррикад. Эйфория предчувствия победы у демонстрантов. У меня почему-то нет радости. В центре целы все палатки и витрины. Удивительно дисциплинированны люди. Режим, видимо, это учтет. В дальнейшем появятся провокаторы, бьющие машины и палатки. Пока на палатки осуществляют набеги лишь омоновцы, берущие дань водкой и пивом. Впрочем, может быть и по обоюдному согласию или по распоряжению хозяев - они за ценой не постоят. Так же было и в августе 91 около тоннеля на Чайковского. Знакомая врач, ярая сторонница Ельцина в то время, рассказывала, что пострадавшие ребята были сильно пьяны. Поили бесплатно. Ночью все баррикады расчищены. Слышна стрельба. БТР, провокационно демонстрирующий атаку на БД. Ложь по телевизору. Внезапное изменение тональности передач. Сообщения о переговорах с участием церкви. Появляются надежды. Горько, что режим получает шанс сохраниться. Но это лучше, чем кровь. Сейчас я сомневаюсь в правильности тогдашнего моего пацифизма. Утром еду за дочерью по набережной. Обгоняет на бешеной скорости иномарка, резко тормозит у киоска и что-то кричит продавцу. Тот начинает закрывать палатку. Иномарка мчится дальше. Почувствовали финал. Именно теперь. Вчера еще они спокойно работали. Новая баррикада на Смоленской. Демонстранты от Октябрьской сминают заслоны. По рассказу Марины, она была в первой шеренге демонстрантов, двигающихся от Октябрьской к мосту. Вел колонну Уражцев. Остановились перед цепью солдат и Уражцев пошел на переговоры. Вдруг за считанные секунды перед первой шеренгой возникли несколько десятков здоровых мужчин, профессионально разметавших жидкую цепь солдат. Раненых солдат Марина и другие демонстранты отводили под мост. Резко возрос темп наступления ударной группы. Их действия я видел на Смоленской. Несколько раненых омоновцев и спецназовцев. Активна передняя часть толпы-3-5 тысяч. Сзади на несколько километров растянуты более спокойные демонстранты. Ударная сила, возникающая иногда в нужные минуты перед демонстрантами - тренированные молодые люди в фирменных куртках. Большинство демонстрантов одеты скромно. На этих молодых людей обратили внимание несколько моих знакомых. Воздержусь от оценки этих наблюдений. Нужна проверка из других источников. Погромов и разрушений нет. Одного провокатора, бившего окна машин, пытались задержать. Захвачены грузовики омона. Пожарные машины не трогали. Сквозь слезоточивый газ, по луже крови у входа в мэрию, через цепь солдат и под дулами автоматов у мэрии проскакиваю к БД. Помогла, видимо, полевая защитная форма полковника. Около подъезда БД ко мне подходит пожилая женщина и просит ее выслушать. "Я совершенно точно знаю, на 99 процентов, сегодня ночью - штурм БД. "Я не принял всерьез эти предупреждения. Вспоминая их сейчас, я думаю, что она могла каким-то образом знать о планах режима. А было это задолго до бойни в Останкино. Геннадий проводит в штаб на втором этаже, встреча с соратниками, короткий обмен новостями. Конечно, ни слова о предупреждениях пожилой женщины. Сообщают о ранении журналиста - капитана Шурыгина. Бегу в лазарет. Ранен в ногу. Просит передать Глебычу (Невзорову), что ранен. Его уносят в Скорую. Приводят пленного зама мэра. Слегка побит и испуган. Ему оказывают помощь. Ощущение причастности к волне событий и желание всячески способствовать их ускорению. Не только у меня -у большинства. Депутат от Рязани А. Гаврилов бросается к оставшемуся оцеплению и требует его немедленного снятия: -Вы не понимаете, что происходит, я вернусь через десять минут и не один!- Подействовало. Подполковник милиции дает команду на отступление. Саша один снял почти все цепи милиции вокруг БД. Мало кому известный депутат из Рязани. Один из немногих, не получивший из принципа квартиры в Москве и других благ, положенных нардепам ВС. Срочный вызов к Ачалову. Он говорит по радиотелефону с кем-то: "Полковник П. сейчас будет у Вас". Затем, обращаясь ко мне: "Быстро бегите вниз к Баранникову и принимайте командование батальоном солдат, перешедших на сторону ВС, и организуйте защиту БД". В сопровождении автоматчика, я без оружия, несемся сломя голову вниз по лестнице через первый подъезд и вокруг БД на площадь. Посреди площади в тесном окружении людей стоят две длинные шеренги солдат в синих милицейских бушлатах и тяжелых бронежилетах. Перед ними министр ВД Баранников. Он представляет меня солдатам. Выглядят они довольно угрюмо. Пытаюсь их ободрить и громко поздравляю их с переходом на сторону законной власти. Реакции никакой. Решаю отвести их подальше и организовать. Командую и отвожу за угол БД под пандус. Выясняю, есть ли офицеры. Указывают на нескольких в бушлатах без знаков различия. Один - подполковник Панасюк. Узнаю, что это в основном новобранцы из учебного полка дивизии Дзержинского. Находились в мэрии без оружия. Подполковник и офицеры совсем не горят желанием помочь мне организовать оборону БД. Что-то с добровольным переходом не так. Начинаю выяснять.Они устали и с утра ничего не ели. Разрешаю разойтись, но не отходить от места построения. Коробит обращение - "господин полковник". В армии еще такого нет. Внутренние войска уже воспитываются по - другому. Масса вопросов о дальнейшей судьбе, что с ними будет и откровенное нежелание многих участвовать в обороне БД. Вопросы : "Мы - пленные?", настораживают. Довожу до них указы ВС и приказы Министра Обороны, льготы всем перешедшим на сторону ВС. Прошу депутатов оказать мне помощь в агитации солдат. Депутат - адмирал и очень милая женщина - депутат включаются в эту работу. Помогает и мой товарищ полковник З. Удается договорится с баркашевцами и нам выделяют спортзал. Вновь идем строем через толпу. Слух о перешедших на нашу сторону солдатах сделал людей трогательно добрыми. Предлагают сигареты, еду, поглаживают по рукавам, что-то теплое говорят. Наиболее сильная народная агитация. Постоянно идет съемка многими телекамерами. Иностранная корреспондентка на ходу пытается взять интервью. На вопрос, сколько солдат и каких частей перешли на сторону ВС, отвечаю, что много. Входим в спортзал. На выходе появляется вооруженный баркашовец. Клетка захлопнулась. Мы с депутатами успокаиваем солдат, уверяем их, что они не пленные. Масса вопросов, просьб. Наиболее часто просят сообщить родителям, что они живы. Собираем записки с адресами, предполагаю послать кого-нибудь на почту. Посылаю группу солдат во главе с полковником З. в мэрию за термосами с пищей, которую не успели съесть они до штурма мэрии. Организуем питание. Посуду одалживаю в буфете баркашовцев, располагающихся в вестибюле рядом. Генерал-начальник тыла выделяет хлеб. Вмешиваюсь в конфликт: баркашовцы пытаются снять бронежилеты с солдат, приказываю не выполнять ни чьих распоряжений, кроме моих, и иду к Баркашову. Убеждаю его, что с солдатами нельзя обращаться как с пленными, у них военное имущество и его следует распределять не по-партизански. Не хочет слушать и прекращает разговор. Не вступаю в перепалку - некогда. Докладываю в штаб о бронежилетах - их порядка 150. Вскоре поступает команда выделить 10 бронежилетов для водителей грузовиков, отправляющихся на задание. Какое, я тогда не знал (Останкино). Пишу расписки и список солдат, отдавших бронежилеты. Некоторые не хотят отдавать, боясь ответственности. Стараюсь не приказывать, а уговариваю. Обращаются ко мне четыре офицера милиции, просят отыскать их документы, отобранные при штурме. Обещаю что-нибудь сделать позже. Гаснет свет. Во дворе не смолкает митинг. Открываем окна и часть солдат выбирается на карниз. Слушают выступления. Мне докладывают, что ведется скрытое давление с угрозами со стороны офицеров не подчиняться моим указаниям и не признавать власть ВС. Возвращаюсь в штаб и докладываю шефу о неготовности подразделений к обороне. Часть солдат неблагонадежна. Предлагаю отпустить всех желающих и оставить лишь добровольцев. Держать всех под охраной, кормить считаю нецелесообразным, а политический эффект будет большим - по контрасту с деяниями режима. Он соглашается и разрешает так поступить. Переспрашиваю, не нужно ли еще согласовать с Ачаловым. Нет, не нужно. Обращаюсь к начальству департамента охраны БД - подполковнику и майору милиции и прошу содействия в роспуске солдат. Нужно было обеспечить их безопаснось, проход через баррикады и выход в город.Уже стали известны некоторые подробности бойни в Останкино. Ко мне обращаются солдаты с просьбой отделить желающих остаться в БД от остальных. На них очень сильно давят и принуждают покинуть БД. По-моему, в этом участвуют подполковник милиции и ряд офицеров, дающих какие-то указания строю солдат во время моего отсутствия. Мою попытку вмешаться довольно грубо пресекают. Я все-таки объявляю о решении руководства ВС. Обращаюсь к солдатам и объясняю им положение в городе. Предлагаю добровольцам остаться в БД. Никто не будет их заставлять насильно воевать. Предупреждаю, что за пределами контролируемой ВС зоны они могут стать жертвами провокаций властей - удачный повод обвинить ВС в преступлениях Я уже был уверен в возможности таких провокаций. Да и само происшедшее с этими новобранцами - невооруженными и оставленными "на растерзание взбешенной толпе", убеждало в преднамеренности акции. Они не учли моральный уровень подавляющего числа защитников БД. Поистине дьявольский замысел. Косвенное подтверждение этой версии - почти полное замалчивание факта захвата около 200 новобранцев, гуманного с ними обращение и роспуска. И это после всех зверств омона в течение двух недель. Эта провокация не удалась, но сработала другая - Останкино. Многовариантность провокаций тех дней поражает. Мозговой центр работал на славу. Мы выглядели на этом фоне наивными романтиками. По иному оцениваешь вновь нашу историю и решения, принимаемые в аналогичных ситуациях. Правда, излишне радикальные меры приводят к результатам, противоположным задуманным. Умение найти компромисс - удел гениев. Режиму компромиссы были не нужны. Он мог себе позволить многовариантность с учетом нашего менталитета. Приходит грустная мысль о тактической обреченности добра. О Христе, Альенде, Вечных истинах. Строю добровольцев отдельно - их около 40 человек, при мне никто не решается противодействовать и увожу их в вестибюль БД. Мне помогает высокий в камуфляже парень-Володя, офицер ВВ. Жаль, не спросил его фамилию. Все списки, к сожалению, я уничтожил после приказа о прекращении огня. Возвращаюсь в спортзал, там до моего возвращения никого не выпускают. Договариваемся с депутатами о сопровождении солдат за баррикаду. На выходе проверяю, не выносят ли с собой каски и бронежилеты. Возможно было и оружие, но мы никого не обыскивали. Не видели в них врагов. Хотелось сделать друзьями. В вестибюле 1 подъезда размещаем солдат на захваченных с собой спальниках. Я и Володя ведем спокойные доверительные беседы, отвечаем на вопросы. У ребят хорошие русские лица. Чувствуется душевная травма из-за всего пережитого в эти дни. Мы их щадим. Заверяю, что насильно их никто не будет гнать в бой - это дело добровольное. У режима таких моральных препятствий, конечно, не было. Поздно. Оставляю с ними Володю, они засыпают и я возвращаюсь в штаб. Серьезная травма ноги у Ачалова. Еле ходит. Молодой врач пытается ему помочь какими-то уколами. По просьбе Ачалова налаживаю ему радиотелефон с питанием от автомобильного аккумулятора, снятого с одной из машин в гараже. Первая пробная связь с Мариной. Работает. Затем пытаемся протянуть "вынос" от стоящей внизу радиостанции, захваченной накануне у омона. Внизу в машине копаются несколько связистов и пытаются наладить связь. Это им так и не удастся. Возможно, станция была выведена из строя заблаговременно. Рассылаем гонцов навстречу обещанным подкреплениям. Ждем их. Поступают донесения о бойне в Останкино, о жестокости убийц, хладнокровно расстреливавших лежащих раненых при помощи лазерных прицелов - так расстреляли казака, лежащего рядом с рассказчиком. К начальству поступает информация о готовящемся штурме БД. Впрочем, к такой информации уже привыкли в БД. Шеф начинает радиоигру с омоном. С их стороне несется площадная брань, перемешанная с уголовным жаргоном: "Завтра вас мочить будем, ..... "Шеф сдержан и пытается увещевать наиболее забористых. Смысл этой игры мне не понятен. Возможно - выуживание информации. Его называют седым лисом по радио. Вижу по телевизору выступление Ахеджаковой - почти истерика и призывы к расправе, почти те же, что и по радиотелефону, только без мата. Внизу работает наш движок и снабжает энергией несколько помещений БД. Узнаем о решении совета безопасности Ельцина ввести войска. Всю ночь приходят тревожные сообщения. Появляется водитель громадного военного грузовика-амфибии, известного многим демонстрантам. На этом грузовике поехали встречать подкрепления, проехали около 40 км, никого не встретив, решили навести справки на посту ГАИ, где и нарвались на засаду. Водителя отпустили и он добрался до БД. Сообщение о штурме в 6 утра. Что-то неприятно дернулось в нижней части живота. К счастью, ничего подобного я уже больше ни разу не испытал. Получил автомат с одним рожком и несколько пачек патронов, рассовал их по карманам. У опытных бойцов - сдвоенные рожки, что резко сокращает время на перезаряжание. Искать второй рожок и изоленту некогда. Половина шестого. Растет напряжение. Солдат охраны передает, что ко мне пришла жена. Она проходила в БД свободно по удостоверению депутата. Выхожу. Стоит моя благоверная рядом с охраной и протягивает мне термосы с чаем. Я делаю зверские глаза и шепотом, но очень жестко говорю: "Сейчас же, ты меня поняла, сейчас же уходи домой! "И еще раз то же самое. Она вроде поняла, но кивает не совсем уверенно и уходит. Все ближайшие часы меня мучает мысль, что она меня не послушалась и осталась в БД. Я слишком хорошо знаю ее легкомыслие в опасных ситуациях. К сожалению, мои опасения оправдались. Позже она рассказала, что задержалась у знакомых депутатов и вышла на площадь у БД как раз под шквальный огонь БТР-ов. Вначале не могла понять, что происходит и почему люди падают. Упала сама и затем побежала от БД под огнем. Повезло. Отсиделась в подъезде дома у стадиона. Осталась жива. Сидим и пьем чай. Он очень кстати. Термосы удобно стоят на широком подоконнике. В шесть штурма нет. Наши окна выходят на Калининский проспект и мост. Внезапно, как в немом фильме выскакивает с набережной на мост БТР, раскидывает жидкие заграждения и, ведя огонь, прорывается дальше к нашей набережной. Вокруг места прорыва горят брошенные защитниками бутылки с бензином, не причинившие видимого вреда БТР. За первым так же стремительно врываются остальные. Мы считаем - их что-то около 16. Со звоном рассыпаются стекла от прямых очередей крупнокалиберных пулеметов. Очень плотный огонь, в котором почти не слышны хлопки наших пукалок. Штаб перебирается на 5 этаж внутренней части здания. Я тащу два бронежилета; свой и для Ачалова по совету Миши. Ачалов с трудом передвигается. Беру стул и разламываю его о пол. Из спинки стула сооружаю подобие костыля. Передается команда прекратить огонь по приказу Руцкого. Осталось 5 минут подлетного времени до прибытия наших вертолетов. Я уверен, что они должны врезать по БТР. Но проходит команда, что они будут садиться. Нам так нужны гранатометы - но это уже мои предположения. Точно через 5 минут раздается мощный рокот. Но разрывов НУРСов не слышно. Сделав несколько кругов, вертолеты удаляются. Много загадок тех дней. Когда-нибудь мы узнаем разгадку появления этих вертолетов. Поступает сообщение, что экипажи БТР одеты в спортивные костюмы и кросовки. Позднее это сообщение было подтверждено из разных источников в прессе. Еще одна "загадка" того дня. Когда-нибудь выяснится роль и происхождение "спортсменов" в БТР и БМП. Воевали они вполне профессионально на первом наиболее важном этапе. Позднее их уже никто не видел. Когда по приказу Руцкого огонь из БД был прекращен, вокруг БД располагались армейские БТР и БМП. Ачалов находит меня глазами и приказывает вместе с Ю.Н. проверить слухи о занятии противником 1 этажа. Мы быстро спускаемся вниз, он без бронежилета и я с трудом за ним поспеваю - тяжелая штука, да и в карманах полно патронов. Все окна простреливаются пулеметами и снайперами, стреляющими довольно эффективно по любому движению в коридорах. Надежда на очень быстрые броски от одного оконного переплета к другому. Выстрел запаздывает на доли секунды. Некоторые перегородки прошиваются крупнокалиберными пулями насквозь и не защищают. Так же нет защиты за дверьми. Они продырявлены во многих местах. В вестибюле 2 этажа около 1 подъезда наталкиваемся на спокойно сидящего на стульчике за каменной колонной Макашова с автоматом. Вокруг за укрытиями лежат бойцы. Обстрел не прекращается. Поговорив с Макашовым, двигаемся дальше к самым окнам. Сняв фуражку - козырек слишком выдает, осматриваем площадку перед БД. Все по-прежнему: БТР ведут огонь. Вблизи нет солдат. Пройдя по этажу сколько можно далее, убедившись в отсутствии противника, возвращаемся в штаб. По пути раздаю патроны по просьбе бойца: "Остался лишь один патрон, нет ли нескольких патронов? "Отдаю пачку. Ачалов передвигается с трудом - сильно болит нога. Разбиваю стул и изготавливаю самодельный костыль. Он опирается на него, двигается легче. Выясняет, есть ли проход к Арбату, где стоят десантники. Он надеется склонить их на свою сторону. Растут потери. Много раненых и убитых, не хватает обезболивающих средств и бинтов. Рядом тяжело раненный в живот. Пытаюсь помочь врачу, светя фонариком. Раненый держится мужественно, сдерживает стоны. Вообще не видел ни одного случая истерики, стенаний или причитаний. Удивительные люди защищают БД. Все деловиты и спокойны, хотя вокруг сущий ад. Пробегая через простреливаемое пространство, на полу пролета вижу сидящих солдат - дзержинцев. Нет времени на разговоры, чувствую лишь вину, за то, что убедил их остаться в БД. Позднее они перебрались выше и мне рассказывали, что их вывели из БД. Некоторые плакали, покидая БД. Нет сведений об их дальнейшей судьбе. Все ли уцелели в этой мясорубке? Нет сил носить бронежилет - не могу быстро перебегать от пролета к пролету. Оставляю его рядом с депутатом, спокойно сидящим в какой-то относительно защищенной подсобке и что-то быстро записывающим в свою тетрадь. Встречаю невозмутимого Бабурина, иностранных корреспондентов, то - ли ВВС, то - ли CNN, неведомо как пробравшихся в ад. БД содрогается от снарядных разрывов танковых пушек. Впечатляет. Кажется, что перекрытия рухнут в любой момент. Кроме того, уже нет защиты за проемами стен. Жизнь зависит от воли наводчика пушки. Разрывы раздаются выше. Докладывают о пожаре на верхних этажах. С некоторым интересом прислушиваюсь к себе. В этой дикой ситуации совсем нет паники, сожалений. Есть лишь беспокойство за детей, которым предстоит жить без отца и, возможно, матери, если она не послушалась меня. Шанс выжить минимальный. Выясняю у себя, не помолиться ли. Но не могу, это кажется мне кощунством и нечестным перед собой. Просить у бога жизнь когда приперло и быть до этого неверующим - слишком корыстно и кощунственно. С Ачаловым в свите спускаемся в подвал и он пытается выяснить, есть ли проход под землей к Арбату. Надеется добраться до своих десантников. Раздраженно бросает нам -"Ну что вы за мной ходите". Теряю Ачалова и его группу. Ищу его для доклада у Руцкого - его там нет. Вспомнилось интервью Руцкого: -"У меня есть 30 преданных друзей и они будут со мной до конца ."Рядом с Руцким сейчас человек пять. Проходит приказ не стрелять. Руцкой похож на разъяренного тигра в клетке. Мечется из угла в угол в своих кроссовках, с автоматом, ругается и повторяет: "Небывалое в истории предательство!" По радиотелефону по очереди то Руцкой, то старик-абхазец, то женщина призывают прекратить обстрел и спасти оставшихся в живых женщин и детей, вынести раненых. В БД уже несколько сот убитых. Руцкой повторяет, что он пытается спасти не свою жизнь, а жизни сотен людей. Обличает преступный режим и призывает боевых друзей к бомбардировке штаба МВД, откуда управляют расстрелом. Странное впечатление производят призывы Уражцева. Вначале агрессивная обличающая патетика, затем мольба к Шумейко, Бурбулису, Чубайсу, Памфиловой, по имени и отчеству. Затем без перехода призывы к москвичам подняться и придти на помощь к БД. Уверенность, что это вот-вот произойдет. Адмирал, заместитель председателя палаты обращается с позывным "Дунай" к Ерину с просьбой о переговорах. Руцкой : -"Они нас всех перестреляют, мы свидетели этих убийств. Они добивают раненых. Держать проходы." Резкий шум в темном корридоре, я сижу у стены и мгновенно оказываюсь со снятым предохранителем автомата в положении для стрельбы. Спасла выдержка и спокойствие. Споткнулся и упал один из охранников. Это могло ему стоить жизни.
По команде Володи, начальника охраны Руцкого, вместе с Сашей - старлеем милиции, перекрываем проход в кабинет Руцкого, защищаясь сейфами. Мы с ним решаем держаться до конца вместе. Я прошу Сашу (жаль не знаю его фамилию и дальнейшую судьбу) прикрыть меня с тыла, сам же готов вести огонь вдоль прохода от 1 подъезда. Проход темный и без ИК-прицела невозможно разобрать, кто движется по нему. Там оставалось еще много молодых людей-защитников БД. Внезапно из темноты возникают две фигуры в штатском и без оружия. По хозяйски пробираются через мои сейфы и, не обращая внимания на мой автомат, направленный на них в упор, пробираются дальше. Володя врывается и спрашивает, знаю ли я этих молодых людей. Тут я понимаю свою оплошность и решаю больше бдительности не терять. Эти двое через пару минут пробираются обратно. Я не препятствую. Напряжение довольно велико, но я с предохранителя автомат не снимаю, нет еще чувства непосредственной опасности. Саша зовет меня к себе. Ему Руцкой приказывает выяснить правдивость сообщения об офицерах "Альфы", прибывших на переговоры. Саша снимает каску, бронежилет, остается в милицейской форме старшего лейтенанта и исчезает во тьме. После переговоров сообщают о гарантиях "Альфы": нам обещают сохранить жизни и обеспечить проход до ближайшей станции метро. После почти полной безысходности это звучит музыкой, надеждой. Значит, и все раненые, женщины спасутся. Полного доверия нет, по приказу Руцкого мы, не бросая оружия, двигаемся вниз. Раздаются протестующие голоса молодежи о провокации и не подчинении приказу Руцкого. Пришлось резко рявкнуть о выполнении всех приказов президента о применении оружия или о его сдаче. Протесты прекратились. На площадке перед 1 подъездом Руцкой в присутствии офицера "Альфы" командует опустить оружие прямо на пол под ноги. Далее движемся вниз уже без оружия. По сторонам стоят в своих полуфантастических шлемах альфовцы. Сверху гремит выстрел. Моментально альфовец направляет вверх автомат. Выстрел случайный - от брошенного на пол автомата, не поставленного на предохранитель. Стою рядом с Руцким, Хасбулатовым, Сажи Умалатовой, Румянцевым. По моей просьбе Румянцев спрашивает о фамилии руководителя, обещавшего нам гарантии безопасности. Высокий человек в шлеме спокойно отвечает:"Полковник Лысюк".Он гонит нахальных репортеров с камерами из вестибюля. Ждем довольно долго. Вначале брата Руцкого, вернувшегося за вещами в кабинет, затем обещанных автобусов. Увозят на плотно подогнанном к подъезду автобусе с занавесками Руцкого, Хасбулатова и еще кого-то. Требуют выйти вперед офицеров. Я выхожу вперед. По двое выводят куда-то на набережную. До меня очередь не доходит. Потом уже узнал о казнях захваченных офицеров на стадионе. Жду со всеми на площадке перед подъездом. Над нами горит БД. Из окон гостиницы "Украина" время от времени появляются странные вспышки, похожие на блицы фотоаппаратов. Видимо, лазерные прицелы. Темнеет. Внезапно слева от нас от "Мир"а или зданий на набережной по направлению к "Украине" и Кутузовскому проспекту проносится шквал огня. Кто стреляет и по кому, непонятно. На победный фейерверк это не похоже. Какая-то разборка внутри режима. Или "Альфа"выполняет обещание и подавляет снайперов-провокаторов? Наконец, разрешают идти вниз и направо. Внизу стоит маленький переполненный автобус с людьми у двери, пытающимися в него влезть. Иду направо, навстречу из-за угла выбегает окровавленный человек и кричит: "Там бейтар избивает людей". Поворачиваю и пытаюсь пройти к набережной. Останавливают: "Стой, назад". Передергивают затвор. Быстро иду налево к мосту. Под мостом милицейский кордон. Майор спрашивает документы, узнав, что живу рядом, указывает на автобус. Не москвичам уготован был другой маршрут, судя по свидетельствам прессы. Во дворы домов и на стадион. В автобусе какому-то парню грубо заламывают руки назад и надевают наручники. Со мной обходятся деликатнее и надевают наручники без грубости. Затем заталкивают в автозак, где мы сидим около часа. Около машины избивают кого-то и затем заталкивают к нам. Мужик справа от меня хотел пронести две гранаты. Чувствует себя в автозаке уверенно. Блатной жаргон. Таксист из автопарка под этим мостом. Просит конвойного принести ему из его машины, стоящей рядом, сигареты. Тот к моему удивлению соглашается, берет ключи и приносит сигареты. Начинается для меня ад. В тесном "купе" без вентиляции смолят сразу несколько человек. Набив автозак до отказа, трогаются. Нечем дышать, тесно, сильно болят заломленные назад руки в тесных наручниках. Здоровый мужик рядом корчится от боли в распухших руках и умоляет ослабить наручники. Нас возят по тюрьмам и КПЗ, но везде уже все переполнено и не хотят принимать новых заключенных. Пожилой конвоир наконец внял стонам соседа и ослабил наручники. Я попросил ослабить и мне. Наручники на руках, но руки спереди -это блаженство. Худощавый парнишка слева отказывается от любых поблажек и молча терпит. Катаемся по Москве уже около двух часов. Шучу для ушей конвоира, что за проезд неплохо бы и заплатить. Идея подхватывается и мы собираем друг у друга деньги из карманов. У меня жалкие гроши по сравнению с таксистом. Но никто не обращает на это внимания. Плата за проезд передается конвоиру и через минуту автозак останавливается. Нас по одному выпускают. "Нет ли претензий?" Нет, конечно. Про отобранную бритву не вспоминаю. Часть сокамерников идет искать пиво на радостях, мы с двумя парнишками, явно защитниками БД, не мародерами, бежим к метро "Динамо", а не "Савеловской", до которой ближе. До закрытия метро 15 минут. Объединяет нас беспредельная злость на режим. Совершенно пустое метро без контролеров и пассажиров. Комендантский час. Везет и здесь. Ни одного патруля. Звоню из автомата домой. Марина чуть не разрыдалась. Дома все нормально, детей приютила знакомая семья, когда начался интенсивный обстрел БД - ведь мы живем в прямой видимости от БД. Неделю живу у знакомых. Каждую ночь снится один и тот же сон. В Москву входят свои танки, я бегу навстречу и прошу автомат. Получаю. Просыпаюсь и вслушиваюсь в гул Москвы. Не идут ли? Постепенно выявляются подробности тех событий. Странная толпа из нескольких сот мародеров, собравшаяся во дворе дома на набережной за мостом, свободно пропущенная с сумками в БД и проникшая туда через разбитые окна. Обыск после выхода из БД, реквизиция награбленного и дележка среди омона. Арест и фиксация многих из них. Вызовы на допросы затем. Одно из объяснений: режиму нужно было определенное количество вышедших и арестованных из БД. Примерный дефицит из-за убитых уже был известен. Этому количеству и соответствовала толпа мародеров, сформированная у Моссовета примерно около часа дня. Не случайно затем бесследно пропали кадры ТВ о мародерах, захваченных у БД. Мародеры нужны были для других целей. После бойни в БД в большом количестве вывозилась "макулатура" - документы ВС в специальных мешках. Этими мешками был заставлен первый этаж БД. Мешки вывозились трейлерами, предположительно иностранными. В некоторых мешках обнаруживали человеческие останки. Это свидетельство нужно проверить. Оно объясняет способ вывоза трупов из БД. Идет время. Постепенно стираются подробности тех событий. Медленно меняется оценка всего происшедшего в умах многих людей и прессе. Замалчивают или невнятно осуждают. Не могу смотреть ящик без гнева и презрения. Буденновск, Черномырдин - ради жизни людей он готов на любые компромиссы. И вспоминается его злобная морда и призывы уничтожать всех в БД. А ведь там было несколько тысяч человек и ни одного террориста. И Руцкой умолял его прекратить обстрел и вывести людей, отдав приказ не стрелять из БД. Поражает уровень морали и наглость этих людей - они же не могут не понимать, что совершили и что слишком многие это хорошо знают. Надеются обманывать людей бесконечно? Как им живется в такой плотной атмосфере ненависти? Надежды на виллу за бугром на старости лет? А дети и родственники? Сложное существо человек. Столько подлости и мерзости в одном соседствует со светлым идеализмом и бескорыстием в другом. Влезть бы на секунду в душу мерзавца - неужто не ужасается содеянному. Судя по ящику - ничуть. Ставка на ложь. Пока она правит бал в сознании многих доверчивых людей. Но если правда прорвется в эфир в достаточных дозах перед выборами - людской гнев сметет эту свору. Жаль, что гнев не созидателен. Чтоб они сдохли.